Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]

— Видишь, торчит? Не поместился в кармане, потому что на ствол надет глушитель, — снисходительно, как маленькой, объяснил он. — Можешь быть уверена, уж этот мерзавец успел бы воспользоваться им, не окунись он сразу в воду. Специалист высокого класса, с ним надо соблюдать предельную осторожность. А теперь садись за руль и держи курс к берегу, я займусь мерзавцем. Надо откачать из него немного воды, как бы не сдох.

Меня стала бить нервная дрожь. Стуча зубами, ухватилась я за руль и направила лодку к рыбацкой пристани. Марек принялся спасать утопленника, тиская и выжимая его довольно бесцеремонно, но зато эффективно. Вспомнив о черной громадине корабля, я оглянулась. Осветившись немногочисленными огоньками, она медленно удалялась.

Утопленник проявил первые признаки жизни, он вдохнул воздух, закашлялся и с хрипом и стонами принялся извергать из себя воду. Далеко в море послышался звук мотора, вскоре заглушивший наш. Прямо по носу, на берегу, там, куда я держала курс, замелькали огоньки, и это последнее наблюдение встревожило меня больше всех остальных.

— Оставь покойника и взгляни, что делается! — нервно крикнула я. — Должно быть, обнаружили кражу лодки. Что делать? Пристанем в другом месте?

Утопленник совсем ожил и мог уже дышать самостоятельно. Связав его все той же леской, Марек поднял голову и огляделся.

— К нам идет моторка пограничников, — информировал он с совершенно непонятным спокойствием. — А на берегу должна быть милиция. Интересно, чего они там капаются? Ага, тоже наконец отчалили и тоже двинулись к нам. Рановато немного, ну да что поделаешь… Впрочем, попробуем их опередить.

Было видно, как с рыбачьей пристани отчалили две лодки и направились в открытое море. Наверное, намеревались перерезать нам путь в Швецию. Со стороны Гдыни нарастал гул мотора.

Отобрав у меня руль, Марек вдруг резко изменил курс, и теперь мы неслись прямо к берегу, кратчайшим путем. Милицейские лодки за нами немного посомневались и тоже сменили курс. Одна из них направилась следом за нами, а вторая двинулась вдоль берега навстречу пограничному катеру. Все три плавательных средства были еще довольно далеко от нас, а берег — вот он, совсем рядом.

Через минуту наша лодка зарылась носом в песок.

— Займись надувной лодкой! — приказал вождь викингов, выволакивая из лодки утопленника. — Вытащи на берег и внимательно осмотри. Справишься? Быстрее, пока те не подоспели! Вот, возьми фонарь. Пришлось довольно глубоко войти в воду, опять налилось в сапоги, ну да все равно ноги давно промокли. Очень раздражала смола, не знаю, откуда она взялась в рукавах плаща и на подкладке, я то и дело к ней приклеивалась. С надувной лодкой я позволила себе обходиться без всякого почтения, впрочем, от нее и без того мало что осталось.

С трудом вытащив ее на берег, с трудом перевернув вниз дном, я посветила фонариком и обнаружила внутри какой-то пакет в целлофане. Вытащить его не могла, он словно приклеился к борту. Этого еще не хватало! Все раздражение минувшей ночи обратилось на еще одно препятствие, и я рванула его с такой силой, что борт лодки распоролся до конца, а пакет оказался у меня в руках.

Как дикий зверь свою жертву, так я растерзала несчастный пакет. Как дикий зверь вонзает клыки в мясо жертвы, так я когтями разодрала целлофан, еще одну упаковку и обнаружила внутри следующее: какие-то бумаги, две небольшие металлические коробки, плотно забитые кассетами от фотоаппарата, пару мужских ботинок, зубную щетку, электробритву и небольшой, но очень тяжелый кожаный мешочек, чем-то набитый. Интересно, чем?

В мешочке на самом верху лежал спичечный коробок. Обычный коробок спичек за сорок грошей. Совсем не то ожидала я увидеть, опять непонятный сюрприз, сколько можно, всю ночь сплошные сюрпризы! Скрежеща зубами от злости, придерживая подбородком фонарик так, чтобы свет его падал мне на руки, я раскрыла коробок.

Сильный, резкий блеск буквально ослепил меня. В спичечном коробке, уложенные тесными ровными рядами, сияли брильянты, каких свет не видел. Точнее, каких мне не приходилось видеть даже на выставках знаменитых западных ювелирных фирм. Позабыв обо всем на свете, не думая, что делаю, я вытряхнула их на ладонь и пересчитала. Камней было ровно двадцать шесть…

Внезапно я испытала какое-то странное спокойствие. Исчезли напряжение и тревоги этой безумной ночи, перестали дрожать руки и нервно биться сердце. Не торопясь я сложила брильянты обратно в коробок, даже переложив их кусочками лигнина, как было раньше. Руки освободились, и я смогла взять в одну фонарик, потому что подбородок у меня совсем затек, а плечо скривилось, боюсь, навсегда. Посветила внутрь кожаного мешочка, и в глаза опять ударил яркий золотой блеск, не слабее брильянтового. Надо же, какое богатство! И с какой варварской беспечностью брошенное на волю волн… Сунув на прежнее место коробок, я крепко стянула завязку мешочка и оглянулась на Марека. Тот как раз повернулся ко мне, усадив бывшего утопленника на песок, спиной оперев его о нос лодки.

— Ну что ты там нашла?

— Драгоценности и разные другие вещи, — ответила я, опускаясь на мокрый песок. После смолы и рыбьих внутренностей уже ничего не страшно, а ноги меня больше не держали.

— Драгоценности?

— Еще какие! Я бы сама с такими сбежала! И брильянты Басеньки, те самые, что я украла. Смотри, Люди бегут. Что сейчас будет?!

— А ничего не будет! — ответил этот человек с поразительным легкомыслием, чем-то чрезвычайно довольный. — Сложи все, как было. Я узнал все, что меня интересовало, могут теперь забирать… По берегу к нам бежали какие-то люди, в песок рядом с нашей лодкой ткнулась моторка. На пустынном дотоле пляже вдруг началось форменное столпотворение. Сразу же за моторкой причалили два катера. Пограничников, милиционеров и рыбаков столько клубилось на маленьком пятачке песка, что яблоку негде было упасть. Не знаю почему, но у меня создалось впечатление, что каждое ведомство представляет свои интересы, не совпадая с коллегами, причем все одновременно добивались друг от друга информации, что же произошло в море и здесь, на берегу, и обвиняли друг друга в злостном сокрытии этой информации. Словом, Содом и Гоморра! Скромно стоя в сторонке, я терпеливо ожидала, когда же нас с Мареком схватят, закуют в кандалы (или хотя бы наденут наручники) и бросят в застенки, и молилась Богу, чтобы это случилось поскорее, еще до того, как разъяренные рыбаки разорвут нас на части.

Особую тревогу вселяло соперничество милиции и погранвойск в отношении бывшего утопленника, каждое ведомство предъявляло на него свои права, приводя аргументы не для печати. Уж не знаю, чего они, так яростно спорили, наверное, были основания. Казалось, вот-вот от слов они перейдут к делу, и тогда верх, безусловно, одержат погранвойска, так как с ними были собаки.

И вдруг все как-то сразу стихло. Я пропустила момент, когда ведомства пришли к соглашению, и до сих пор не знаю, на какой почве. Пограничники уступили, поле боя осталось за доблестной милицией. Помогая друг другу прямо-таки с чисто версальской вежливостью, обе только что враждующие стороны столкнули на воду плавсредства, в том числе и нашу лодку вместе с нами, и вся флотилия направилась к рыбачьему причалу.

И там, наконец, прозвучали обращенные ко мне сакраментальные слова:

— Пройдемте…

Наверное, именно это и требовалось, чтобы выбить меня из состояния отупелой остолбенелости. Откуда только взялась былая энергия! Разъяренной кошкой вскочила я на ноги:

— Ну уж нет! Это вы со мной пройдете! К машине, вон она стоит! И подтолкнете как следует, аккумулятор, небось, совсем сел…

Прошло два дня.

— Хватит! — решительно заявила я. — Сколько можно испытывать мое терпение? Как покорная овца, я выполняю все требования. Куда надо — еду, что надо — делаю, а меня держат на голодном пайке, лишь время от времени подбрасывая жалкие ошметки информации. Больше я не выдержу! Или ты сейчас же мне все расскажешь, или я не знаю что сделаю!

Передо мной опять сидел идеальный продукт цивилизации, и просто трудно поверить, что всего две ночи назад он тащил утопленника из воды. Впрочем, столь изысканное творение природы никто не мог бы заподозрить и в том, что он мог скрываться в заброшенной собачьей конуре на пустынном пляже… А ведь как первое, так и второе имело место, и он просто обязан был наконец все мне объяснить!

— А я думал, ты сама все поняла! — в своей обычной манере ответил мужчина моей мечты, позволив себе проявить невинное удивление. — Ведь ты принимала личное участие во всех событиях.

Я принимала личное участие! Он это называет участием! Правда, после событий памятной ночи я действительно вместе с Мареком посетила несколько солидных учреждений, но назвать это личным участием никак нельзя. Я лишь украшала своим присутствием эти светские визиты, во время которых вежливые мужчины в штатском общались с Мареком с помощью малопонятных отрывочных слов, жестов и взглядов. Мало того, что для меня тайна оставалась покрытой мраком, создавалось впечатление, что мрак только сильнее сгущается…